White & Fluffy

читать дальше
В тот день время внезапно изменило свой бег. Лето, казавшееся до этого бескрайним и бесконечным, вдруг судорожно остановилось, а затем, словно закусившая удила лошадь, не разбирая дороги, галопом понеслось к своему финалу.
И все из-за Сонечки.
Этот день казался похожим на все предыдущие, и ничто не предвещало перемен, способных развеять мою смертную скуку.
Дед мой, отставной полковник, мною практически не интересовался. Все растущее на даче привлекало его гораздо больше, на втором же месте было перекинуться в картишки или «забить козла» с Михалычем и Семенычем, соседями по даче. 12-летний же внук удостаивался внимания только во время завтрака, обеда и ужина. Кусок колбасы, хлеб, помидор или огурец – и «Ну, иди гуляй». Где, с кем?
Маленький дачный поселок раскинулся на опушке леса в самой деревенской глуши, довольно далеко от благ цивилизации. Даже телевизора ни у кого не было. А и зачем? Если телевизионный сигнал там был настолько слаб, что из-за помех невозможно было различить картинку.
Протекавшая неподалеку речка была вполне пригодна для купания, но отнюдь не для рыбалки. Пойманная мной мелочь отправлялась на прокорм соседскому коту, а вот крупный улов все не шел. Впрочем, моих познаний в этой области явно не хватало, а научить было некому.
И самое главное - в поселке совершенно не было ровесников. Да и из детей был лишь один 4-летний мальчик, возиться с которым я считал ниже моего достоинства.
«Сибирская ссылка» – так я называл мое положение, обижаясь на родителей, отославших меня к деду, вместо того чтобы купить путевку в какой-нибудь детский лагерь, и считал дни, оставшиеся до конца августа.
Все изменилось внезапно, в тот день, когда я увидел голубое платье, мелькнувшее у дома через один двор.
«Мой руки и садись картоху есть, – сказал дед, когда я вошел в дом, и поставил на стол кастрюлю пышущей паром картошки в мундирах. – А потом можешь пойти с барышней знакомиться – к Михалычу внучка приехала».
Как только я тогда, спеша, не подавился насмерть горячей картошкой?
Сонечку никто никогда не называл просто Соней. Или Сонечка, или Солнышко. Об этом она сама мне сообщила в первый день знакомства. Я бы, может, и дал отпор этой девчоночьей блажи и стал бы ее звать просто Сонькой, но... это было превыше моих сил.
Я тонул в ее изумрудных глазах, я любовался блеском ее каштановых волос, я восхищался ее прелестным блестящим голубым платьем – и даже когда оно было сменено на короткие бежевые шортики и белую футболку, я нашел ее новый наряд не менее обворожительным.
Я не понимал, что за чертовщина со мной творится, когда я смотрю на эту хорошенькую 11-летнюю девочку, – слов, чтобы выразить нахлынувшие на меня чувства, не было тогда в моем лексиконе.
Я хотел быть с ней, любоваться ею, говорить с нею, не разлучаться с нею ни на миг – и пусть эти счастливые дни продлятся как можно дольше, а еще лучше – вечно.
Оставшегося лета оказалось внезапно слишком мало. Унылый дачный поселок вдруг удивительно преобразился, лес и речка и приобрели таинственность и романтическую окраску, ведь я теперь смотрел на них ее глазами…
Мы подружились практически сразу и стали неразлучны. Что для меня стало настоящим откровением – до этого я общался в основном с мальчишками, и дружба с девочкой казалась мне предприятием довольно сомнительным и скорее унылым.
Именно тогда я вдруг понял, что девочек нельзя мерить нашими мальчишескими мерками. Они ничем не хуже нас – они просто другие. Чудесные, непонятные и притягательные. По крайней мере Сонечка.
А вскоре я получил подтверждение тому, что она – самое настоящее чудо.
Через день после ее приезда я проснулся с ощущением того, что в деревенскую тишь ворвался какой-то диссонанс. На фоне щебета птиц, отдаленного лая собак и тихих голосов беседующих о чем-то соседей оперная ария казалась элементом из иного мира. Впрочем, особого трепета в моей душе она не вызвала. «Неужели тетка Фрося радио на улицу вынесла? – недовольно поморщился я. – Ох уж эти старики! Нет чтобы что-то человеческое слушать, рок какой-нибудь. Так включила на всю улицу этот вой».
Тут я вспомнил о том, что меня явно уже ждет Соня, и мое настроение резко улучшилось. Наскоро умывшись и позавтракав, я выбежал из дома.
По мере приближения к дому Михалыча я обнаружил, что источник не прекращающихся рулад находится уж никак не в стороне дачи тети Фроси, а где-то прямо по курсу. «Явно Сонька аппарат привезла. – решил я. – Ну ничего, сейчас переключим на что-то…» Додумать я не успел, так как столкнулся нос к носу с Сонечкой, вышедшей на крыльцо. Она ошарашено отшатнулась и… замолкла.
Пускай мальчику в 12 лет сложно оценить красоту оперных произведений, пускай ему намного милей рев рок-певцов, ритм и драйв современной музыки, пускай ему ничего не говорит словосочетание «колоратурное сопрано». Но то, что такой сильный, мягкий, глубокий женский голос принадлежит хрупкой 11-летней девочке, – это настоящее чудо, понятно и самому тупому мальчишке.
«Ты чего так смотришь? – смутилась Сонечка. – Тебе не нравится? Извини, но я обещала учительнице, что буду заниматься».
«Да ниче, – пробормотал я, опустив глаза. – А ты только такое петь умеешь?»
Сонечка умела петь не только «такое». Поначалу она стеснялась, но затем во время наших прогулок в лесу и возле речки начала петь при мне все то, что знала и умела. А знала она многое, причем на многих языках – от английской попсы до французского шансона, от неаполитанских песен до индийских кинохитов.
Я слушал ее с замиранием сердца – ее голос не был похож ни на что мною слышанное. Вернее, никто никогда не пел таким необычным, красивым поставленным голосом прямо здесь, возле меня. С трепетом я чувствовал, что на моих глазах рождается талант. И этот великий в будущем талант давал концерт для меня, единственного слушателя…
Хотя Сонечка и боялась простудить голосовые связки, купались в речке мы довольно часто, но непродолжительное время. Однажды, в самом начале нашего знакомства, она обратила внимание на мой амулет.
– Ты вообще никогда не снимаешь эту штуку? – спросила она, когда мы, мокрые, растянулись на горячем песке пляжа. – И в ванне в ней моешься? Что это вообще такое?
– Это старинный амулет, – ответил я. – Некоторые носят на шее крестик, а я вот – его. Привык уже. Но в ванне таки снимаю.
– Откуда он у тебя?
– Подарок деда. Не здешнего, а маминого отца. Он умер давно. А амулет я с 10 лет ношу. Дед говорил, он от несчастий оберегает. Никто не знает происхождение этого оберега. Его привез из Китая мой прапрадед, он воевал там во время русско-японской войны 1905 года. Где он его взял, неизвестно. Но очень его ценил и завещал передавать по наследству.
– А он из чего? И что это за стеклянный шарик вплетен? В нем внутри какая-то желтая жидкость?
– Основа сделана из особым образом выделанной кожи. А цепочка – обычная современная бижутерия. Шарик же – настоящее чудо. Никто не знает, что в нем. Но прапрадед говорил, что, если его раздавить и загадать желание, оно обязательно сбудется.
– И что, работает?
– Ты дурочка? Единственное желание! Раздавишь – и все. Надо очень сильно думать, что загадать. Поэтому я берегу этот шарик на потом, на крайний случай.
– И что бы ты хотел загадать? – с любопытством посмотрела на меня она. – А загадай мир во всем мире!
– Вот еще! – возмутился я. – Буду я еще чепуху всякую загадывать! Может, я миллионером стать захочу… Или сыну передам.
– А я бы, если бы у меня был такой амулет, загадала желание стать певицей, – тихо сказала Сонечка. – Это мое сокровенное желание…
– Ты и так станешь. Ты же талант! У тебя голос.
– Талант и голос сейчас никого не волнуют. Чтобы пробиться, нужны деньги, огромные деньги... Запись, съемка клипов, раскрутка. А мои родители – обычные люди, не бизнесмены какие-то. У меня нет шансов.
– Ты и так пробьешься, ты талантливая! – не очень уверенно возразил я.
Тем временем лето неслось к завершению бешеным галопом. Я был счастлив рядом с Сонечкой, а счастливые часы текут очень быстро. Но день расставания неумолимо приближался – и наконец настал.
Мы прекрасно знали, что нас разделит расстояние в тысячу километров и одна граница. Для детей это все равно что полмира. Может, мы увидимся на следующее лето, может, не увидимся никогда…
Мобильные телефоны и Интернет в те времена были доступны только богатым, поэтому мы обменялись почтовыми адресами и пообещали друг другу писать.
«Ну, я пошла…» – сказала Сонечка. Мы стояли, потупив взгляд, друг напротив друга в моем дворе, пока ее дед показывал что-то в саду соседу, вызвавшемуся подбросить их с Соней до станции на своей машине. Я смутился, не зная, что предпринять на прощание. Пожать руку? Обнять?
«Ладно, пока», – произнесла она и посмотрела на меня. В ее взгляде стояла боль.
И тут я решился. «Стой, погоди!»
Я метнулся в дом и вынес два гладких булыжника, которые почему-то лежали у деда в кадке из-под капусты. Бросил больший в траву и упал возле него на колени, срывая с себя амулет, вылущивая из него шарик и кладя его на камень.
– Что ты делаешь?!
– На, дави! – крикнул я, протягивая ей меньший булыжник. – Загадывай желание и дави!
– Не надо…
– Дави, говорю! Я хочу, чтобы твоя мечта осуществилась!
Ошеломленная, она послушалась.
– Я хочу… стать… певицей… – произнесла она, задыхаясь от волнения, и, став на колени в траве, с силой ударила камнем по шарику.
Брызнули мелкие осколки стекла и янтарная жидкость. Нас окутал приятный экзотический аромат. Мы молчали, шокированные тем, что сделали.
– Вот и все… – наконец прошептал я.
«Сонечка! Пора! Мы уже едем!» – услышали мы голос Михалыча.
Она внезапно потянулась ко мне и быстро поцеловала в щеку. Затем вскочила и, всхлипнув: «Напиши мне!» – побежала к калитке.
Я, как последний дурак, даже не вышел на улицу, чтобы помахать ей рукой на прощанье. Мне было стыдно, что я плачу.
***
Мы обменялись тремя письмами. Писали, как соскучились, строили планы на следующее лето. Она сообщила, что выиграла какой-то областной детский песенный конкурс.
Зимой не стало Михалыча. А четвертое мое письмо вернулось с пометкой «Адресат выбыл». Больше я ничего не знал о ее судьбе. До вчерашнего дня.
Вернулся из университета довольно рано – последнюю пару отменили. Включил телевизор и пошел насыпать себе обед – дурацкая привычка есть под разную чепуху.
Шел какой-то концерт. «На сцене – Солнце с песней «Прости меня»!» – услышал я из кухни. «Ох и развелось певиц… А псевдонимы какие глупые – Венера, Луна, Солнце…» – подумал скептически. И тут я услышал пение. Тарелка выпала у меня из рук и разбилась. Я ринулся в комнату. Этот голос я узнал бы из тысяч голосов! Другого такого нет!
Это была она, Сонечка. Конечно, она изменилась за 10 лет, но осталась такой же красавицей. И голос остался таким же изумительным, хотя и поменяв немного окраску.
Она блистала на сцене среди известных исполнителей, ее мечта осуществилась, зал провожал ее овациями…
«Теперь я смогу ее разыскать!» – мелькнула первая мысль. «И что я ей скажу?» – пришла вторая. «Я тот мальчик, который совершил чудо, сделав тебя певицей»? А если не было никакого чуда? Если это просто результат ее упорного труда? Если в амулете не было ничего волшебного, а в стеклянном шарике находились просто благовония?
«Чего же ты хочешь от нее? Благодарности, что отдал ей свое единственное желание? А где доказательства, что чудо действительно произошло?»
Я просто сделал то, что должен был сделать – невероятный подарок девочке, которая была моей первой любовью. И не важно, изменили ли ее судьбу именно я и мой поступок. Важен лишь результат – ее мечта осуществилась. А волшебство… Оно навсегда осталось в моем сердце, в моих воспоминаниях о том удивительном лете. А вот мое единственное желание – хоть на миг вернуться туда – просто неосуществимо…